решаю проблемы
Бывший самарский священник Артём Вечелковский оказался в центре масштабного скандала после аутинга
«О том, что я гомосексуал, было известно всему моему окружению с тех пор, как я был подростком. Об этом знали родители, друзья, об этом знали в школе, в университете, а после и в семинарии, где я начал преподавать английский<...>. Не то чтобы мы это постоянно обсуждали, но это не было тайной — и никаких проблем никогда не вызывало. Для меня неожиданная неприятность, что такой скандал случился из-за того, что в принципе не составляло никакой тайны.
Скандал возник из-за журналиста, который написал, будто действующий священник объявил о своей гомосексуальности. У меня возникло такое чувство, что журналист Евгений Халилов специально переключил внимание с дьякона-наркодилера, которого задержали здесь же, в Самаре: гомосексуальность оказалась куда более интересной, чем криминал.
Шумиха возникла на пустом месте. Все ведь прекрасно знают, что гомосексуалы есть везде: от полиции до церкви. Часто говорится о том, что они пиарятся, выставляют напоказ, и у меня тоже спрашивают, зачем это афишировать. Да я ничего не афишировал! Это сделали за меня.
Единственное, что я умею и люблю, — это преподавать. В семинарии я брал все часы, которые были для меня доступны, и был самым счастливым человеком на свете. Да, мне затыкали рот всё то время, что я преподавал. Начальство, архиерей прямо говорили, о чём надо молчать, даже если студенты спрашивают. Это касалось не только вопросов гомосексуальности. Например, я убеждённый приверженец теории эволюции и не понимаю, как в XXI веке возможно её отрицать. Это либо невежество, либо обскурантизм, либо клиническая идиотия. По этому поводу созывали специальный совет, на котором стоял вопрос, имею ли я право этому учить. Сначала разрешили, потом ещё раз собрались и дали наказ со студентами теорию эволюции не обсуждать, даже если они сами спросят.
Все ведь прекрасно знают, что гомосексуалы есть везде:
от полиции до церкви
Иногда студенты сами задавали вопросы о том, как надо относиться, например, к гей-бракам. Безусловно, я отвечал в гей-френдли-ключе, предлагал посмотреть на это с другой стороны, а не как обычно. Одно дело — отмалчиваться, прятаться, не иметь возможности взять своего партнёра за руку на людях, уклончиво отвечать на вопросы все эти оскорбительные, про то, когда ты, наконец, женишься. Да, это отнимает кучу эмоциональных сил. Но ведь брак — это ещё и целый государственный институт, который даёт возможность наследовать имущество своего партнёра, носить общую фамилию, не свидетельствовать против него в суде, решать вопросы медицинские, случись что. Когда начинаешь объяснять это студентам, выясняется, что люди об этом даже не думали, у нас не принято об этом думать. Мы мыслим лозунгами, и огромное большинство людей эти лозунги устраивают в качестве аргументации.
На меня писали доносы постоянно, в церковной системе это не редкость. И вот очередной донос весной этого года кончился тем, что меня сняли со всех должностей. Что буквально там было, я не знаю, сам текст я не видел, но думаю, общая формулировка: развращение молодёжи. Прямо как обвинение Сократа. Развращение не подразумевает действий сексуального характера, это совершенно точно я могу сказать. Речь идёт о том, что я подвергал сомнению авторитеты. Моя магистральная идея заключается в том, что авторитет надо заработать аргументацией, а не саном. Важно не то, кто сказал, а то, какие он использовал аргументы. Только постижение истины является самоцелью.
Я шёл в церковь с надеждой стать лучше. Мне кажется, я стал. Но начиная с некоторого времени жизнь в церкви для меня стала путём к деградации. Для меня возможность свободно говорить — это базовая ценность. Необходимость недоговаривать, приспосабливаться, двоемыслие — это всё разрушающе действует на личность.
Церковь в России сегодня — тоталитарный институт: она требует от своих членов магистральной, единой позиции, единодушного одобрения любого патриаршего вздоха или сомнительных заявлений официальных спикеров церкви. Церковь полностью обслуживает интересы государства, которое одаривает её своими преференциями, — приходится отрабатывать. Ещё одна проблема — единовластие. Древнейший принцип церкви — соборность, только всем миром решались главнейшие для церкви проблемы. А сейчас все решения принимает ограниченный круг людей, а власть, как известно, развращает. Поэтому многие рядовые служители научились говорить с амвона одно, а делать и думать другое. Про себя могу сказать, что я в своём служении не лицемерил: никто не смог бы меня обвинить в гомофобной риторике с амвона. Как священник, в проповеди я никогда этой темы не касался.
На меня писали доносы постоянно, в церковной системе это не редкость
Да, есть канонический запрет на то, чтобы священник был геем. Но альтернативное решение вопроса в других церквях есть — например, у протестантов это разрешено, а значит, не такой уж это однозначный вопрос, как некоторым хотелось бы это преподнести. У нас принято замечать только то, что хочется замечать. По апостолу Павлу, мужеложцы царствия небесного не наследуют. Но не наследуют его и злоречивые, и пьяницы, и хищники. Знаю некоторых епископов, которые в запой уходят, им хоть бы слово кто сказал.
Что я планирую в дальнейшем? Жить, и по возможности счастливо. На гей-прайды я не готов выходить, но, может быть, пока. Преподавать я не бросил, даю пока частные уроки. Конечно, страшновато, и угрозы поступают. Уже возникли проблемы и с властью.»
«О том, что я гомосексуал, было известно всему моему окружению с тех пор, как я был подростком. Об этом знали родители, друзья, об этом знали в школе, в университете, а после и в семинарии, где я начал преподавать английский<...>. Не то чтобы мы это постоянно обсуждали, но это не было тайной — и никаких проблем никогда не вызывало. Для меня неожиданная неприятность, что такой скандал случился из-за того, что в принципе не составляло никакой тайны.
Скандал возник из-за журналиста, который написал, будто действующий священник объявил о своей гомосексуальности. У меня возникло такое чувство, что журналист Евгений Халилов специально переключил внимание с дьякона-наркодилера, которого задержали здесь же, в Самаре: гомосексуальность оказалась куда более интересной, чем криминал.
Шумиха возникла на пустом месте. Все ведь прекрасно знают, что гомосексуалы есть везде: от полиции до церкви. Часто говорится о том, что они пиарятся, выставляют напоказ, и у меня тоже спрашивают, зачем это афишировать. Да я ничего не афишировал! Это сделали за меня.
Единственное, что я умею и люблю, — это преподавать. В семинарии я брал все часы, которые были для меня доступны, и был самым счастливым человеком на свете. Да, мне затыкали рот всё то время, что я преподавал. Начальство, архиерей прямо говорили, о чём надо молчать, даже если студенты спрашивают. Это касалось не только вопросов гомосексуальности. Например, я убеждённый приверженец теории эволюции и не понимаю, как в XXI веке возможно её отрицать. Это либо невежество, либо обскурантизм, либо клиническая идиотия. По этому поводу созывали специальный совет, на котором стоял вопрос, имею ли я право этому учить. Сначала разрешили, потом ещё раз собрались и дали наказ со студентами теорию эволюции не обсуждать, даже если они сами спросят.
Все ведь прекрасно знают, что гомосексуалы есть везде:
от полиции до церкви
Иногда студенты сами задавали вопросы о том, как надо относиться, например, к гей-бракам. Безусловно, я отвечал в гей-френдли-ключе, предлагал посмотреть на это с другой стороны, а не как обычно. Одно дело — отмалчиваться, прятаться, не иметь возможности взять своего партнёра за руку на людях, уклончиво отвечать на вопросы все эти оскорбительные, про то, когда ты, наконец, женишься. Да, это отнимает кучу эмоциональных сил. Но ведь брак — это ещё и целый государственный институт, который даёт возможность наследовать имущество своего партнёра, носить общую фамилию, не свидетельствовать против него в суде, решать вопросы медицинские, случись что. Когда начинаешь объяснять это студентам, выясняется, что люди об этом даже не думали, у нас не принято об этом думать. Мы мыслим лозунгами, и огромное большинство людей эти лозунги устраивают в качестве аргументации.
На меня писали доносы постоянно, в церковной системе это не редкость. И вот очередной донос весной этого года кончился тем, что меня сняли со всех должностей. Что буквально там было, я не знаю, сам текст я не видел, но думаю, общая формулировка: развращение молодёжи. Прямо как обвинение Сократа. Развращение не подразумевает действий сексуального характера, это совершенно точно я могу сказать. Речь идёт о том, что я подвергал сомнению авторитеты. Моя магистральная идея заключается в том, что авторитет надо заработать аргументацией, а не саном. Важно не то, кто сказал, а то, какие он использовал аргументы. Только постижение истины является самоцелью.
Я шёл в церковь с надеждой стать лучше. Мне кажется, я стал. Но начиная с некоторого времени жизнь в церкви для меня стала путём к деградации. Для меня возможность свободно говорить — это базовая ценность. Необходимость недоговаривать, приспосабливаться, двоемыслие — это всё разрушающе действует на личность.
Церковь в России сегодня — тоталитарный институт: она требует от своих членов магистральной, единой позиции, единодушного одобрения любого патриаршего вздоха или сомнительных заявлений официальных спикеров церкви. Церковь полностью обслуживает интересы государства, которое одаривает её своими преференциями, — приходится отрабатывать. Ещё одна проблема — единовластие. Древнейший принцип церкви — соборность, только всем миром решались главнейшие для церкви проблемы. А сейчас все решения принимает ограниченный круг людей, а власть, как известно, развращает. Поэтому многие рядовые служители научились говорить с амвона одно, а делать и думать другое. Про себя могу сказать, что я в своём служении не лицемерил: никто не смог бы меня обвинить в гомофобной риторике с амвона. Как священник, в проповеди я никогда этой темы не касался.
На меня писали доносы постоянно, в церковной системе это не редкость
Да, есть канонический запрет на то, чтобы священник был геем. Но альтернативное решение вопроса в других церквях есть — например, у протестантов это разрешено, а значит, не такой уж это однозначный вопрос, как некоторым хотелось бы это преподнести. У нас принято замечать только то, что хочется замечать. По апостолу Павлу, мужеложцы царствия небесного не наследуют. Но не наследуют его и злоречивые, и пьяницы, и хищники. Знаю некоторых епископов, которые в запой уходят, им хоть бы слово кто сказал.
Что я планирую в дальнейшем? Жить, и по возможности счастливо. На гей-прайды я не готов выходить, но, может быть, пока. Преподавать я не бросил, даю пока частные уроки. Конечно, страшновато, и угрозы поступают. Уже возникли проблемы и с властью.»